Покой

Вновь тополиный пух лежал, как снег,
И времени почти не оставалось.
Он предлагал мне не любовь, а жалость
И вечность, растворенную во сне.

Он предлагал ночное забытьё,
Дремотные мелодии симфоний
И сытого мещанства униформу -
Ночной колпак... Нехитрое житьё.

Мой, так и не оконченный роман,
Он обрекал вовек лежать на полке.
Уютный дом, вишневый сад - и только.
Такая вот нехитрая тюрьма!

О, сердце, испытавшее печаль!
Какая благодать тебе открыта! -
Наутро поцелует Маргарита,
А к вечеру Пилат зайдет на чай...

Какая милость для больной души!
Уйдут друзья, враги и иже с ними,
И колкое, как снег, "шизофрения" -
Не прозвучит...
но, Боже, не спеши.

Не надо, Боже - погоди, постой! -
Дарить покой не заслужившим света.
Позволь сказать - и не суди за это -
Пускай не свет.
Пусть тьма.
Но не покой.

7.06.1999
Львов

@темы: старые_блокнотики, стихи

---

Пограничные состояния

1.

Может быть, наступит день, когда мне покажется, что я всё забыл. Забыл и разумом, и сердцем. Но и тогда я буду помнить – кожей.

***
… Тянет сквозняком по голым плечам. От возбуждения слегка вздрагивают пальцы.
Друзья ждут меня снаружи – я не хочу, чтобы они видели, как я превращаюсь. Превращаться больно. Очень-очень больно, правда. Не знаю, почему. Я спрашивал Джеймса и Сири – их трансформации безболезненны… Сириус – самый умный из нас, но и он не смог объяснить мне причины. Впрочем, он из тех, кого не интересует "почему". Его интересует "как".
Ладони и щеки начинают гореть – это значит, что луна взошла. Каждый раз в это время мне хочется что-то сделать – временно умереть, или напиться, или по-дурацки грохнуться в обморок – чтобы потом сразу обнаружить себя волком. Чтобы не было вот этого, отвратительного и трудного, которое отделяет меня от него… меня от меня.

Я раздет до трусов. Одежда аккуратной стопкой лежит на сломанном стуле, ботинки стоят под ним. Превращаться в мантии можно, ну лучше не надо – потом приходится полдня штопать дыры. Оборотень с иголкой – это на самом деле смешно, я даже не могу обижаться на Сири, когда он меня дразнит. Но и в том, чтобы стоять голым и ждать, тоже приятного мало.
Я вспоминаю, как мать потащила меня на осмотр в госпиталь святого Мунго, когда Грейбек… когда это только случилось со мной. Я тогда всё время мёрз, в любой одежде, всегда. Хмурый колдомедик велел маме раздеть меня и стоял, смотрел, как на дохлую собаку – сочувственно и брезгливо. А я стоял, дрожал и старался не поднимать на него глаз. Совсем. И не слушать, потому что он, кажется, говорил ужасные вещи, и мама беззвучно плакала, закрыв руками лицо…

Смотрю на щель между неплотно пригнанными досками, которыми заколочены окна. В щель заглядывает луна. Белый свет, как густое ядовитое зелье, течет в разгромленную комнату, подбирается ко мне. Зажмуриваюсь и до крови закусываю губу. "Пустьэтокончитсяпоскорее-пустьэтокончитсяпоскорее-пусть…"
В спину между лопаток вонзается первая раскаленная иголка, и глаза сами собой распахиваются… Мерлин, что это?! В темном тоннеле мерцает бледный огонек – кто-то пробирается сюда, освещая себе путь волшебной палочкой. Это не может быть кто-то из наших – они ведь должны ждать снаружи, они знают, что сейчас опасно… Напрягаю зрение, чтобы увидеть… и вижу, и задыхаюсь от ужаса.

Он, разглядев меня, замер. Я не знаю, что происходит сейчас с моим лицом и телом – здесь нет зеркал - но я читаю его эмоции, будто кошмарную книжку про оборотней. Сведенные судорогой челюсти, искривленные губы. Выставил палочку перед собой – я вижу, как дрожит его рука. Почему же ты не убегаешь, кретин несчастный?! Я вижу его глаза – огромные, черные глаза, до краев наполненные… отвращением.

Вот оно. Нашлось. То, что сильнее боли. Не обморок и не временная смерть, которой мне так хотелось. Стыд захлестывает меня горячей волной с ног до головы, жжет кожу и глаза. И сквозь эту обожженную кожу прорастает шерсть.

***
- Рем! Рем, ты чего?! – просыпаюсь от того, что меня трясут. Сильно. – Ремус! Луни! Проснись!
Открываю глаза. Лицо мокрое, во рту – вкус крови. Торопливо переваливаюсь через край кровати, падаю на пол, на четвереньки – и меня выворачивает наизнанку.
- Снова твой кошмар? – Джеймс помогает мне подняться.
- Снова, - слабо киваю я.
Сириус смотрит на меня со странной усмешкой, протягивает стакан воды.
- Рассказывай.
- Н-не помню…
Это неправда. Я помню. Но ни за что не расскажу, тем более – Сириусу.
До рассвета лежу, натянув одеяло до подбородка. Смотрю в окно и думаю о всякой ерунде. Например, о том, как слизеринцы живут в своих подвалах. Куда смотрит он, когда ему хреново? – ведь окна в его спальне нет… Ещё я думаю, что мне необходимо с ним поговорить. Сказать, чтобы оставил меня в покое, перестал мне сниться, перестал приходить туда, где ему нечего делать. Потому что я не хочу снова и снова его убивать.

Мы сидим на зельях, в неприятной компании слизеринцев. В голове у меня пусто. Пальцы мелко дрожат. Сыплю в котел щепотку молотого акульего хряща – и, разумеется, промахиваюсь с количеством. Сизый дым поднимается над моим столом, будто огромный зыбкий гриб. Не вижу, но чувствую затылком, как ухмыляется Снейп – он сидит в правом ряду, почти за моей спиной.
- Ремус, что с вами сегодня? – Слагхорн подходит ко мне, укоризненно качая головой, и я привычно удивляюсь его сходству с китайским болванчиком. - Ведь это же простейшее зелье, у вас не должно быть с ним проблем!
До конца урока мы обсуждаем "простейшее зелье", которое благополучно получилось у всех, кроме меня. Слагхорн учит нас думать: предлагает проанализировать состав и найти заменяемые компоненты. Разумеется, Лили Эванс отчаянно тянет руку, но в этот раз учительским вниманием удается завладеть Снейпу.
Он в своей стихии. Голос его звучит глубоко и уверенно; я слушаю, будто заколдованный, и происходит странное: воспоминание о кошмаре уходит, словно кто-то вытащил из моей головы занозу.
- Таким образом, в этом составе мы можем вместо отвара змеиного корня использовать толченые листья красной руты. Вступая в реакцию с действующим веществом хряща, они дадут усиление амнестического эффекта. Правда, время действия сократится, и…
Полуобернувшись, я смотрю на него. Мне хочется возразить. Предложить ещё один путь усовершенствования снадобья. Обсудить варианты.
Ощутимый тычок под ребра возвращает меня к реальности, и я слышу насмешливый голос Сириуса:
- Эй, Луни, ты в кого там влюбился? Там же сплошь слизерьё сидит.
Слагхорн заканчивает урок, прибавив 10 баллов Слизерину и отняв 5 у Гриффиндора.
- Старый моржовый хрен, - говорит Сириус.
- Рем, ты должен к нему подойти, - безапелляционно заявляет Джеймс. – Из-за твоих пяти баллов эти рептилии нас только что обошли!
- И что я ему скажу?
- Ну… объясни, что плохо себя чувствуешь. Все знают, что ты у нас хворенький.
- Да ну тебя, Джеймс!
- Люпин, не нуди, - присоединяется к тактичным уговорам Сириус, и они вдвоем выходят из кабинета. А я остаюсь.
Снейп тоже ещё не вышел – стоит у стола и что-то строчит на полях учебника. Колючие строчки с сильным наклоном вправо заполняют всё свободное пространство листа. Не успев себя остановить, приближаюсь:
- Снейп, листья руты надо брать маринованные, тогда…
- Отвали, ты, тупой гриф… - привычно огрызается он, но в следующую минуту в его глазах зажигается огонек интереса. – Погоди… Ну да, выведя катализаторы в кислый раствор, мы пролонгируем действие… Нет, ерунда: это сделает состав нестабильным.
- Не сделает, - возражаю я, - если…
- Точно! Если потом использовать полученный раствор… когда зелье уже настоится!
Победная улыбка освещает его худое уродливое лицо, и он с удвоенным воодушевлением возвращается к своим записям. Я стою, почему-то счастливый. Осторожно прикасаюсь к его рукаву.
- Снейп, послушай, я хотел…
Он отдергивает руку. Смотрит мимо меня, в пол, и говорит почти по слогам:
- Не смей трогать меня, тварь. Никогда. Иначе вся школа узнает, кто ты такой!
Сири и Джеймс ждут меня в коридоре.
- Ну? Неужели отказал?
- Даже слушать меня не стал, - говорю я убитым голосом. И они мне сочувствуют.

***
Начало июня – а солнце жарит, как сумасшедшее. Пронизывая густую крону дерева, давит мне на затылок, жжет плечи, отражается от серебряной глади озера и слепит глаза. Если кто-то увидит, что я плачу – я буду всё валить на солнце. Солнце большое, ему всё равно.
"Я не буду в этом участвовать, но я пальцем не шевельну, чтобы тебе помочь. Тварь. Я ведь тварь".
Я делаю вид, что читаю учебник. Буквы расплываются у меня перед глазами. Лаконичные формулы заклинаний рассыпаются, как листья.
Злой, срывающийся голос доносится до меня, будто сквозь вату. "Подождите, - повторяет он. – Подождите…"
Я знаю, что должен вмешаться, но горло перехвачено спазмом; я не способен выдавить из себя ни звука. И солнце – такое тяжелое, невыносимое солнце - лежит у меня на плечах. Не встать. Я сижу, я смотрю в книгу.
"Я не буду на это смотреть. Пустьэтокончитсяпоскорее-пустьэтокончитсяпоскорее-пусть…"
Наверное, у меня тепловой удар. Иначе отчего так звенит в ушах?.. Слова, слова, слова.

"Петрификус Тоталус... - …не нуждаюсь в защите грязнокровки… - …на твоем месте я бы иногда стирала трусы… – Ах, вот как!.. – Кто хочет посмотреть, как я снимаю с Нюниуса…"

Кровь гулко стучит в висках. Я смотрю в книгу. Буквы слились в сплошное черное пятно - грязное, мокрое пятно. Короткий всхлип Снейпа бьет меня под дых – мучительный сплав бешенства и унижения.
Я закрываюсь руками от этого июня, от этого солнца, от этого голоса, от собственной ненавистной слабости.

Вот теперь я заслужил твое отвращение.

***
Мне снова снится темнота и кровь. Мои клыки измазаны алым. Мое сердце бьется ровно.
Я просыпаюсь и жадно глотаю ледяную воду, чтобы унять тошноту.

2.

…Я вернулся сюда, чтобы снова отсюда уйти. Но все-таки почти год я был здесь счастлив. Спасибо вам, профессор Дамблдор – и вам, профессор Снейп.
Директор принял мое заявление об уходе без возражений и без лишних разговоров. Я покидаю его кабинет и медленно иду по коридорам замка, собирая ладонью со стен сухие воспоминания.
Это единственное на свете место, стоящее между мною и моим страхом. За его стенами меня ждет мир, который… Мерлин, какая ерунда! За его стенами меня не ждет мир. Мир хочет, чтобы меня не было. Он плюет мне в лицо газетными заголовками ("Оборотень в Хогвартсе! КТО учит наших детей?"). Он тычет в меня безденежьем и метит заплатами. Он травит меня, как волка. Но до сих пор я был анонимным волком – а теперь стал волком с клеймом на лбу. Чертов Снейп. Двадцать лет я убивал тебя во сне. Ты убиваешь меня наяву.

Я обхожу школу сверху донизу и мысленно раздаю долги. Среди прочих предотъездных дел меня ждет боггарт, свивший себе "гнездышко" в теперь-уже-не-моем кабинете, в узком шкафчике под подоконником. Я обнаружил его несколько дней назад и оставил на случай, если кому-то придётся пересдавать экзамен по ЗОТС. Теперь, разумеется, его следует убрать. Я подхожу к окну и взмахиваю палочкой…

***
Профессор Северус Снейп, преподаватель школы Хогвартс, выдающийся зельевар своего времени и несостоявшийся кавалер ордена Мерлина, лежит у моих ног, пытаясь зажать непослушными пальцами рваные раны на шее. В горле у него что-то клокочет, нога в черном ботинке судорожно скребет мокрый от крови деревянный пол. В широко распахнутых глазах плещется хорошо знакомое мне отвращение.
Я смотрю на него, парализованный ужасом и отчаянием. Рука с волшебной палочкой висит бесполезной плетью. Вот он, мой сон – непоправимо сбывается; а в моих легких недостаточно воздуха, чтобы закричать и проснуться.
"Ты – ничтожество, Рем Люпин. Слабая, но опасная тварь. С тем и живи, если можешь, а нет – так сдохни".
Серый туман схлопывается перед моим лицом, словно ловушка. Я падаю, и ладони скользят в теплой луже.

***
- Люпин! Люпин, безмозглый вы истерик! Это боггарт, слышите вы меня, нет? Очнитесь! – жесткие руки решительно встряхивают меня, потом разжимают мне челюсти, и я чувствую на зубах скрежет стекла. – Глотайте, не плюйте, зелье дорогое и трудоемкое.
Туман медленно отпускает меня. Душный запах крови улетучивается без следа.
Я лежу на полу у распахнутого настежь окна. Снейп, стоя на коленях, поддерживает меня за плечи, смотрит холодно и пристально, словно на опасную диковину в экзотическом зверинце, - а губы его кривятся в издевательской усмешке.
- Это боггарт, Люпин, - повторяет он. – Вы же учили Лонгботтома, что с ним делать, помните? Право же, нельзя быть настолько некомпетентным. Поднимайтесь…

3.

Разбуженный нетерпеливым стуком в оконное стекло, я с трудом продираю глаза. Сильно болит спина и хочется есть. Долго не могу вспомнить, кто я и где.
А. Да. Я в маггловском Лондоне, в сумрачном и странном районе неподалеку от порта. Через неделю мне придется отсюда уйти: близится мой ежемесячный "профессиональный праздник".
Полнолуние я обычно встречаю в лесу за городом. После возвращаюсь в свои трущобы, зализываю раны и ищу заработок на следующую дюжину дней. Если бы только найти возможность пережидать приступы, не покидая Лондон - мне было бы гораздо легче. Но даже если я запру себя в квартире и спрячу ключ в место, недоступное для волчьих лап – соседи наверняка испугаются шума и вызовут полицию. Значит, остается лес, без вариантов.
Я не могу назвать эту жизнь радостной, но в моем положении есть два бесспорных плюса: голодная смерть мне не грозит, и магглы не знают, кто я такой. Я доказал себе, что могу жить вне вашей своры, господа волшебники.

Стук повторяется. Я открываю окно, и крепкие темные крылья взрывают застоявшийся воздух комнаты. Филин дисциплинированно садится на подоконник. Я снимаю с его мохнатой лапы записку и небольшой сверток.

"Люпин!
Этой фляжки аконитового зелья вам хватит до ближайшего полнолуния. Не пытайтесь экономить, уменьшая дозу. Следующую порцию я пришлю через месяц.
Снейп.

P.S. Надеюсь, вам достанет мозгов не демонстрировать моему филину вашу выдающуюся гриффиндорскую гордость. Если вы выбросите флягу в окно – не сомневайтесь, он принесет ее снова, я специально разъяснил ему этот пункт инструкции.
С.С."

@темы: ГП, фанфик