Не могу уснуть. Словно кто-то встроил в опухшие веки тонкую пружину. Глаза распахиваются сами собой. Я поднимаюсь, скольжу безразличным взглядом по своему кабинету, по рядам стеклянных колб на рабочем столе, по бесконечным грудам пергамента… Бесперспективняк. Не усну.
Падаю на колени перед камином, проваливаюсь по плечи в безопасное пламя…
- Люпин! Можно?
Если смотреть на вас сквозь огонь, вы кажетесь позолоченным. Глядите на меня безразлично и молча.
- Не могу уснуть, - зачем-то поясняю я - и шагаю в камин.
читать дальше"Разумеется, Северус, располагайтесь", - вы всегда отвечаете именно так. И я располагаюсь. Прохожу по кабинету под вашим немигающим взглядом; достаю из стеллажа початую бутылку бренди – помнится, я же её здесь и оставил; наполняю до половины пыльный пузатый бокал. Ритуальность действий успокаивает. Я сажусь рядом с вами на жиденький, потертый ковер, не без наслаждения протягиваю ноги к огню; прижмурившись, признаюсь:
- Устал. Люпин, вы представить себе не можете, как я устал…
Что вам за дело до меня и моей усталости?.. Но вы позволяете мне говорить – и я говорю. О том, что исследования единосущностного зелья снова зашли в тупик… Да, мне наконец-то удалось стимулировать реакцию между кровью оборотня и пеплом пера феникса… но эта реакция в дребезги разнесла котел, и мне обожгло руки. Заживляющие помогли не до конца… Это неважно, пройдёт, но…
- Руки чертовски болят, Люпин, - признаюсь я. – Так некстати! Завтра надо провести новый опыт, пока Луна в нужной фазе…
Какого дементора я тут с вами сижу! По-хорошему, мне сейчас нужно бы проверить расчеты. Нет, не могу… Завтра. Дам гриффиндорцам контрольную на весь урок, а сам займусь проверкой. Как жаль, что вы не можете оценить всего величия и всей иронии моих замыслов, Люпин. Из вашей крови, из перьев Фоукса, из лунного света и собственной ненависти я варю зелье, которое… Люпин, если я сделаю это, мне дадут орден Мерлина при жизни. Это зелье позволит новообращенному сохранить единство своей природы… изгнать волчью составляющую раньше, чем она впервые и навсегда овладеет его душой. Сейчас состав ещё нестабилен – даже если мой опыт удастся, снадобье нужно будет применять в первые часы после… контакта с оборотнем. Но дайте срок, Люпин, дайте только срок!..
Забывшись, я жестикулирую, развертываю перед вашими равнодушными глазами блестящую панораму светлого научно-прикладного будущего… Говорю, говорю, говорю… Собственные ладони в полумраке кабинета кажутся мне чужими. Бледными птицами из каких-то забытых сказок. Страшных сказок. С подробностями.
Говорю, говорю, говорю… Энтузиазм исследователя угас, меня одолевает желчная тоска, и я зачем-то рассказываю вам о Лонгботтоме, трагически и непоправимо бездарном. О Поттере, невыносимо самовлюбленном и дерзком. О Директоре, с его манерой выворачивать меня наизнанку нашими общими воспоминаниями о моей… ошибке. Будем называть это ошибкой. Всё равно для этого не придумано слов.
Вы так хорошо молчите, Люпин. И так чутко умеете слушать. И назавтра так удачно забудете всё, что я расскажу вам нынче ночью!.. Это побочный эффект зелья, которое я готовлю для вас – и, видит Мерлин, я не добивался этого специально.
Ночь за окном вступает в самый глухой свой час. У меня болит голова – усталость и бессонница угнездились в затылке. Ворочаются бестолково и тяжело. Разрешите мне остаться у вас?... Я уйду утром.
Я ложусь рядом с вами и привычно прячу лицо у вас на груди. В горле сухо и больно. Это оттого, что я устал. Это пройдёт.
- Ты тёплый, - отчаянно шепчу я. – Теплый, теплый… Живой.
Хочется выть, но я не умею.
Горячее дыхание ласкает мой затылок; тяжелая звериная лапа бережно ложится на плечи – и бессонница отступает…
11.06.09
Львов