Любовь моя, цвет зеленый ***

[afarran]

- Хочешь, чтоб я ушел?
Молчу и смотрю на него, улыбаясь. Под этим взглядом он мучительно краснеет, запинается и комкает в руке краешек футболки.
- Ну… То есть, я пойму, если ты скажешь мне уйти. Ведь ты… Ну, то есть я…
Если я скажу «да», он, наверное, соберется по-армейски быстро – прежде, чем догорит спичка. Сжимаю его запястья, усаживаю на табурет, прикуриваю разом две сигареты и протягиваю ему одну.
- Ерунда, Паш. Всё хорошо.
Он, затянувшись, набирается храбрости:
- Не всё. Ты не получила оргазм.
Я смеюсь.
- Не получила сейчас – получу потом, ради бога. Какие мои годы.
Тянусь потереться лбом о его плечо.
- Ну, пойдём спать? Скоро утро уже.
Видно по глазам: его душа отряхивается от мрачных мыслей, как собака от озёрной воды.
- Пойдём.
И мы чинно шествуем в спальню. Он откидывает одеяло, приглашая меня спать у стенки, и целомудренно натягивает трусы и футболку, прежде чем улечься со мною рядом.

Я просыпаюсь от того, что в мой висок тычутся влажные губы.
- Что? Утро уже, да? – совершаю «открытие века» и смотрю в окно – но там ещё темнота. Веко, тяжеленное, как мрамор, закрывается само собой.
- Нет, не утро, - шепчет Пашка. - … Просто я опять хочу тебя.
Поразительная незамутнённость, мальчик мой! Я, к примеру, не хочу ничего, кроме как спать… Но отказывать этой детскости, этой бесстыдной искренности… - о нет, я пока ещё не столь бессердечна!
Подставляю горло поцелуям, пробегаю пальцами по гладкой, мальчишеской коже спины. Какой, к дьяволу, сон – протягиваю себя навстречу, нетерпеливо жду, настаиваю, прошу… Но не проходит и минуты, как слышу почти рыдающее «Ох, чёрт!». И всё. От разочарования, внезапного, как пощёчина, ругательства подступают к губам. Зажмуриваюсь, чтобы удержаться. Я после, потом поругаюсь. Или даже поплачу – если понадобится. А сейчас, спрятав от меня лицо, в мою подушку хрипло дышит глупый и неопытный мальчик. Один неверный звук, одно слово упрёка – и этот мальчик станет долгие годы считать себя ничтожеством.
Продышавшись, вымученно улыбаюсь.
- Я хочу, чтобы ты меня поцеловал. А потом мы пойдём на кухню допивать вино. Согласен?

Я старая тётка – мне без трёх недель тридцатник. Зарабатываю на жизнь переводами и репетиторством. Паше – восемнадцать.

Он сидит на подоконнике, обхватив рукой коленки. Я любила сидеть так в детстве – пряталась за шторкой и глядела в окно. А сейчас я умащиваю свой костлявый задик на табуретке у стола, потягиваю вино и изучаю Пашкин профиль.
- А зачем тебе испанский, Паблито?
- Мама там работает. В Барселоне. Хочет, чтобы я после универа приехал к ней.
- И кем ты будешь после универа?
- Архитектором.
- Думаешь, там своих мало?
Он пожимает плечами.
- Так ты что, с отцом живёшь?
- Отца нет. В соседнем подъезде бабушка – мамина мама. Она меня контролирует.
- Прости, - спохватываюсь я. – Заколебала вопросами, да?
- Ничего.

А когда я уже почти ухожу – оборачиваюсь в дверях – Пашкино лицо становится неожиданно жестким – настолько, что и не понять, кто из нас старше:
- Вот так? И ты не будешь каяться? Не начнёшь рефлексировать?
- На тему?
- Ну… Что ты учитель, а я ученик. Поруганная профессиональная этика и прочая хрень?
- Не начну, Паблито. Хочешь, чтобы я пришла снова?
- Приходи, - и напоследок мне дарована улыбка.
- Esta bien*.

===

- Чудовище зеленоглазое! Ну куда ты спешишь, а?! – хохочу, повалившись на диван, и Пашка хохочет тоже, и падает на меня сверху.
- Надоело ждать! Я ждал тебя целых три дня! Я соскучился! Я выучил двадцать восемь выражений по теме «Сфера обслуживания» и столько же по «Достопримечательностям». Я могу заказать в испанском ресторане любую еду и найти нужную развалину в любом городе Испании – а ты не хочешь меня поцеловать?!
- Хочу, хочу, ужасно хочу, Пашка, милый, дай хоть дыхание перевести!
- Переводи! – великодушно позволяет он, одним взмахом расстёгивая молнию у меня на платье.
- Нет уж, погоди. - я ускользаю из поймавших меня ладоней. - В этот раз будет по-моему. Обещаешь слушаться?
- Обещаю.
Я банальна, ага – я завязываю ему глаза платком и велю лежать неподвижно. Он кривит губы в многоопытной усмешке, но не возражает.

… До чего же красивый мальчик! Руки мои не спеша исследуют его лицо: острые, как у индейца, скулы, персиково-пушистые мочки ушей, чёткую линию губ. Губы у него нежные и трогательные, как лепестки тюльпана – он, наверное, будет страшно оскорблён, если я скажу ему об этом…
Господи, а ведь меня, похоже, угораздило влюбиться!
Шея светлая, не загорелая, и видно, как под кожей колотится беспокойная жилка. Припадаю к ней жадно, как алкоголик к долгожданной первой рюмке. Пашка смеётся. Я кончиками ногтей рисую цветы и солнца на его доверчиво открытых ладонях. Я целую гладкую грудь и влажный живот. Волосы мои растрепались и липнут к его телу. Querido, mi querido**… Пашка срывает повязку с глаз, опрокидывает меня навзничь – и моё владычество заканчивается, и начинается одно на двоих безумие…
А потом мы лежим и курим. Ядовито-зелёная вывеска на противоположной крыше бросает странные отсветы на наши тела. Полная луна добавляет красок. Пашка лениво гладит моё бедро и замечает:
- Малахитовая… Так я представлял себе марсианок.
А я сомнамбулически шепчу:
- Verde que te quiero verde.
Verde viento. Verdes ramas.
El barco sobre la mar
y el caballo en la montaсa***.
- Что это?
- Это стихи, Паблито. Это Лорка…

===

- Я хочу пригласить тебя куда-нибудь.
- Куда?
- Ну, в ночной клуб…
- Душа моя! – фыркаю, не сдержавшись. – Посмотри на меня внимательно! По-твоему, я и ночной клуб – это совместимые понятия?
- А почему нет? Почему ты всё время сидишь дома? Неужели не надоело?! Суббота, время есть, деньги тоже – какого фига проводить время в четырёх стенах?
- Ну хорошо, хорошо, хорошо! Уговорил, приглашай. Только в какое-нибудь не очень шумное место, ладно?
- «Пикассо» подойдёт? – хитро улыбается он.
- Да, наверное… - неуверенно соглашаюсь я.

А вечером мы ругаемся – в первый и последний раз.

- На что ты похожа? – резко восклицает он, окинув пренебрежительным взором мой наряд. Сам-то он, конечно, похож на глянцевый рекламный постер из какого-нибудь модного журнала. Я краснею, но отвечаю, как мне кажется, с достоинством:
- Я выгляжу так, как считаю нужным.
- Да выгляди на здоровье каждый день! А сегодня я прошу тебя одеться по-человечески. Есть у тебя что-нибудь короткое? Блестящее? Ты хотя бы накраситься могла?
- Я не пользуюсь декоративной косметикой. Никогда.
Он демонстративно закатывает глаза:
- О боги!!! Ладно, подожди. Можно от тебя позвонить? – Не дожидаясь ответа, он набирает какой-то номер и ласково воркует в трубку. – Ленусь, дружище, ты в течение часа у себя в салоне будешь? Мне нужна твоя помощь. Иду с подругой в «Пикассо», надо бы подобрать ей прикид, ну и макияжик тоже. Заскочим к тебе скоро, окей? С меня сто грамм и пончик – ну, ты в курсе.
Я со всей дури бью кулаком по телефону:
- Да кто тебе, блин, разрешал так меня унижать?! С какого хрена ты решил, что я натяну на себя шмотьё какой-то твоей шлюхи? Почему ты считаешь, что можешь лепить из меня что-то, что нужно тебе?!
Он берёт меня за подбородок и смотрит мне в глаза – пристально, долго и молча. Потом отворачивается и холодно замечает:
- Но ведь и ты делаешь со мной то же самое…
Пашка, Пашка, mi querido… Если кто-нибудь из нас сейчас не остановится…Нет, я знаю, что это всё – ненадолго; не длятся такие вещи долго. Но пусть не сейчас ещё – пожалуйста, не сейчас!..
…Беру его ладонь, покаянно прижимаюсь к ней щекой.
- Прости. Ладно?
- Лена – мамина подруга, - отстраненно отвечает он. – Хозяйка бутика.

Не знаю, одобрил бы Пабло Пикассо это место, названное в его честь… Огромные, во всю стену, персонажи его картин. Хромированные стулья и прозрачные столы по периметру зала. Шест для стриптиза. Часы, идущие в обратную сторону. Бородатый хитроглазый бармен, выламывающий руки в крутых барменских жестах: вижу, как он наливает в стакан прозрачную жидкость, невероятно вывернув татуированное запястье. И апофеоз всего – висящая под потолком гипсовая девочка на зеркальном шаре. Как живая. Шар разбрасывает по стенам яркие блики. Играет то, что здесь принято считать музыкой: навязчивый ритм разбрасывает электронные щупальца в соседние тональности, дёргает за нервы и стремится сорваться в какой-то фантастический, далекий, кислотный, безвоздушный, душный космос.
- Круто! – Одобрительно кивает Пашка. – Tiesto****!
- Tiesto? – смеясь, переспрашиваю я. – Черепок ? Осколок глиняной посуды?
- Почему?!
- Потому что! Учи испанский, Паблито.

… Сижу, наблюдаю, как Пашка, пробираясь по краю танцующей толпы, несёт мне коктейль. В серебристой, со стразами, блузе я чувствую себя неуютно. Но это ещё полбеды. В коротких кожаных шортах, которые мне подобрала «Ленуся», я наверняка выгляжу полной дурой, а слой перламутровой штукатурки на лице превращает меня в законченное пугало. Всё это в целом настолько ужасно, что я едва ли наберусь мужества выбраться из тёмного уголка, откуда виден зал и где не видно меня. А Пашка зовёт:
- Идём, потанцуем.
- Иди, я пока посижу. Я ещё не достаточно пьяная для танцев.
Я, пожалуй, не буду достаточно пьяной для этих танцев, даже если вылакаю весь запас спиртного в местном баре; но ты иди, мой красивый мальчик, а я стану тобой любоваться. И что мне с того, что какая-то гибкая юная стерва описывает вокруг тебя мёртвые петли? Всё равно будет ночь, и зелёный свет неоновой вывески будет щедро поливать твоё тело – и это увижу я. Я, а не она.

===

- А сегодня ты полежишь с завязанными глазами, радость моя. Можешь читать мне Лорку на языке оригинала, если хочешь, - насмешливые Пашкины интонации не оставляют сомнений: он намерен сделать всё, чтобы мне было не до испанской поэзии.
… И я растворяюсь в этих пальцах, в этом запахе, в звуках дыхания и в голосе, который шепчет мне вперемежку непристойности и стихи. И бормочу пересыхающими губами – «mi querido»; а после уже ничего не могу сказать – только боюсь насовсем потеряться; боюсь заплакать – и испугать тебя слезами… Боюсь, что уже не сумею жить без тебя. И, принесённая волной обратно, в эту комнату, в твои ладони, хочу заснуть с тобой рядом. Обними и не отпускай меня…

…Неожиданный сигнал мобильника вспарывает тишину. Пашка вскидывается и хватает крохотный аппарат. Не сразу попадает на нужную кнопку. Виновато пожав плечами, выходит за дверь. Я не пытаюсь вслушиваться в слова. Мне не важно, что там – «встретимся завтра» или «как здорово, что ты позвонила». Всё, что мне нужно было знать, уже сверкнуло в зелёных глазах. У меня есть время, чтобы вспомнить, как произносятся звуки. И когда он возвращается в комнату, я говорю:
- Хочешь, чтоб я ушла?
И если ты скажешь «Да», я соберусь по-армейски быстро – прежде, чем догорит спичка. Мне больше нечему тебя научить.

P.S.
Насколько мне известно, Пашка сейчас в Барселоне.
А я по-прежнему здесь – куда мне деваться? Я завязала с репетиторством: для безбедной жизни хватает и переводов.
У меня всё хорошо – о, просто замечательно. Когда меня спрашивают «как ты» - я смеюсь и отвечаю «лучше всех».
И только иногда – очень редко, если блеснет зеленым лучом Луна сквозь листву – я сомнамбулически проговариваю слова, тихие, как паутинки…

Verde que te quiero verde.
Verde viento. Verdes ramas.
El barco sobre la mar
y el caballo en la montaсa***

----------------------------
* - договорились (исп.)
** - Любимый, мой любимый (исп.)
*** - Любовь моя, цвет зеленый.
Зеленого ветра всплески.
Далекий парусник в море,
далекий конь в перелеске.
(с) Ф. Г. Лорка, «Сомнамбулический романс»; перевод А. Гелескула
**** - популярный диджей; в переводе с испанского слово «tiesto» означает «черепок».