Фарс под дождём
Автор: afarran
Бета: BlueEyedWolf
Жанр: джен, драма
Ключевые персонажи: ЛЛ
Рейтинг: G
Отказ от прав: Все персонажи принадлежат Дж.К.Роулинг. Соули, как вид опасных магических тварей, впервые описан Лисом Пустыни.
Саммари: У Луны Лавгуд есть много безобидных причуд – и только одна страшная тайна.
читать дальше
1.
Луна просыпается и говорит: «Привет». Они не отвечают – они никогда не отвечают. Может быть, они даже не слышат, а может, слышат, но не понимают; но во всяком случае, они существуют. Луна называет их радужными фэйри – хотя, конечно, никакие они не фэйри, ничего похожего даже, у них нет крыльев, рук и ног у них тоже нет, и говорить они не могут, потому что у них нет ртов. Они невидимы, и у них нет ни цвета, ни запаха, а значит, «радужными» они называются условно, но Луне кажется, что это правильная условность, и что они радужные – от слова «радость». Они живут в пологе её кровати, во второй складке по левой стороне, там ткань чуть-чуть другого цвета – как будто светлее и чище, и иногда оттуда слышится тихий хрустальный смех, от которого щекотно в животе. Луна не знает, откуда они взялись, чем питаются и чем дышат, но точно знает, что они выдыхают – вот этот смех, и радость без причин, о которой никому нельзя рассказать, и ещё – немыслимую легкость. Порой, наглотавшись этого дивного коктейля, Луна начинает опасаться, что её может унести ветром; тогда она набивает сумку учебниками и гладкими камушками, собранными на берегу Озера.
Луна садится на кровати, подгребает к себе брошенную в ногах одежду, снимает плотную ночнушку – по ярко-желтой ткани скачут розовые зайцы – и не спеша одевается: рубашка, полосатые носки, длинная юбка, школьная мантия… Всюду пуговицы (только на носках нет ни одной, кому нужны пуговицы на носках?), и Луна медленно застёгивает их непослушными спросонок пальцами и считает. Их девятнадцать. Потом она распускает волосы, собранные на ночь в две нелепые косички, и, отодвинув полог, тянется к тумбочке за гребешком. Гребешок у неё особенный, папочка вырезал его из тополиной ветки, на которой росла омела. Все знают, что такая древесина отпугивает мозгошмыгов. Луна пропускает прядки через гребешок – одну за другой. Потом водружает на нос свои волшебные очки и смотрит в зеркальце: мозгошмыгов на голове нет, но это пока – за день, конечно, их наберется целая куча, успевай только отгонять.
Она надевает любимые серьги и ожерелье из пробок и ищет под кроватью ботинки. Ботинок нет.
«Девочки, вы снова спрятали мои ботинки?» – хочет спросить Луна – но в спальне, кроме неё, никого. Все уже ушли на завтрак, а она опять проспала. Ну и ладно. Это ничего, что нет ботинок, они найдутся. Просто кто-то опять пошутил. Луне кажется, что это не очень смешная шутка – что может быть смешного в том, чтобы спрятать чужую обувь? Но, наверное, она просто не понимает. Она очень часто не понимает, почему другие люди смеются над скучными вещами или переживают из-за ерунды; почему говорят то, чего на самом деле не думают, и молчат о том, что действительно важно?.. И как, проделывая всё это, они ухитряются понимать друг друга? Иногда Луна начинает опасаться, что она и в самом деле сумасшедшая; тогда она подтягивает повыше свои полосатые носки и улыбается – никому, просто так – улыбается храбро и немного отчаянно.
В Большой зал можно пойти в носках. Они очень тёплые. Правда, тёплые. Тётя Лавиния добавляла в пряжу кошачью шерсть. Котовью. Это была не кошка, а кот – большущий, белобрюхий, толстолапый, с чёрно-серыми полосами на спине. Его звали Кот. Он погиб вместе с тётей Лавинией, а носки вот остались, пушистые-пушистые. В них можно идти бесшумно.
«Шум кошачьих шагов» – шепчет Луна, спускаясь в факультетскую гостиную, и сжимает пальцами пробку на ожерелье. «Женская борода». Пальцы сами находят вторую пробку. «Корни гор». «Медвежьи жилы». «Рыбье дыхание». «Птичья слюна». Шесть несуществующих вещей, и пробок тоже шесть. Этому заклинанию Луну научил папа. Пока Луна помнит все эти вещи, которых в мире больше нет, они не придут – те, которые приносят с собой ветер.
Это они убили маму, когда она колдовала. Луне было девять, она сидела на подоконнике у распахнутого окна, снаружи что-то цвело, и ветер разбрасывал во все стороны ярко-розовые лепестки. Луна смотрела, как мама вытанцовывает заклятие – всем телом, и белыми руками, и поворотом головы – и слушала мамин голос. И в мире было столько волшебства, что сердце у Луны прыгнуло куда-то в горло и задрожало там. А потом ветер швырнул лепестки в окно – мимо неё, сквозь неё. А потом была тишина.
А тётя Лавиния просто варила успокоительное зелье. Кот сидел рядом. И котёл взорвался. Люди из Министерства сказали, что тётя ошиблась, когда добавляла семена аморфы. Но Луна знает, что это тоже были они. Она видела. Она тоже была там и видела…
Но больше они не придут. Больше никому не причинят вреда. Просто ей надо быть внимательной и осторожной, не пустить их, не перепутать слова. «Шум кошачьих шагов» – снова говорит Луна. «Женская борода». «Корни гор».
Всё будет хорошо.
***
Луна спускается в подземелья, на урок Зелий; встречает в коридоре Гарри Поттера и Рональда Уизли.
– Привет, – говорит она. – Как дела?
– Снейп опять бесится, – хмуро отвечает Гарри. – Задолбал уже.
– У него соули, – серьёзно сообщает Луна, и Гарри хмурится ещё сильней:
– Соули? Это что? Неприличная болезнь?
– Нет, что ты, Гарри, не болезнь. Соули, они… – Луна делает неопределённый взмах рукой, – просто иногда заводятся у некоторых людей… в сердце. Тот, в ком живёт соули, отличается от остальных людей. Очень. Он легко находит то, что другие не могут найти никогда. Он видит, слышит и понимает многое невидимое и непонятное другим. В этом ему помогает соули. Но иногда… когда человеку приходится что-то терять… что-то по-настоящему ценное – соули сходит с ума. И начинает поедать его сердце.
Гарри молчит. Наверное, прикидывает, что такого ценного мог потерять Снейп.
– По-моему, – говорит он, – у него просто комплекс урода. И спермотоксикоз в придачу.
– А по-моему, он просто ублюдок, – бросает Рон.
Наверное, Снейп снова снял баллы с Гриффиндора, и поэтому мальчишки злятся, - думает Луна.
***
«Северус Снейп» – нараспев шепчет Луна, сидя за партой. Профессор стоит возле шкафа с ингредиентами, объясняет про зелье. Луна смотрит на него – туда, где у него должно быть сердце; наверное, оно ещё там. «Северус Снейп» - одними губами повторяет она. Так можно заговорить соули, усыпить его на время, особенно если у человека правильное имя. У Снейпа – правильное. И у самой Луны правильное тоже. И у профессора МакГонагалл. «Северус Снейп» – говорит Луна в третий раз. Не заметив, что кто-то из слизеринцев поднял палочку и запустил в неё «Сонорус». Имя разносится по классу, и профессор глядит на Луну, прожигает её насквозь своими ужасными глазами.
– В чём дело, мисс Лавгуд? Вы внезапно выяснили, как меня зовут?
¬– Я… Извините, профессор Снейп, – тихим, но ясным голосом отвечает Луна. – Я хотела убаюкать соули, чтобы вы могли отдохнуть.
Зельевар одним плавным движением оказывается возле её стола – как будто не подошел, а аппарировал. Злое лицо с огромным носом нависает над ней. Низко-низко. Так низко, что сейчас он начнёт подметать её лоб своими волосами. Он смотрит ей в лицо, потом переводит взгляд на яркие носки, и Луна, смутившись, убирает ноги поглубже под стул.
– Десять баллов с Рейвенкло, мисс Лавгуд, – спокойно произносит Снейп. – А теперь повторите, какие ингредиенты вам понадобятся для сегодняшнего зелья?
– Я не знаю, – признаётся Луна. – Я не услышала.
¬– Ещё десять баллов, – удовлетворённо сообщает Снейп. – Продолжим…
«А он, наверное, ничего не знает про соули… Может, сказать ему?» - думает Луна, листая учебник.
***
После обеда – урок Заклинаний и Чар, занятие сегодня будет на улице: в прошлый раз они начали изучать погодные заклинания, и на сегодня профессор Флитвик пообещал практическую работу. Луна шагает к выходу из замка, помахивая руками перед лицом – мозгошмыги так и вьются – и неожиданно чувствует, как ладонь погружается во что-то холодное.
– Приветствую, мисс Лавгуд, – церемонно произносит Почти Безголовый Ник, приподнимая шляпу. Иногда Луна опасается, что он снимет шляпу вместе с головой и станет Совсем Безголовым Ником.
– Ой. Здравствуйте, сэр Николас, – улыбается она. – Извините, я вас не заметила…
– Я не удивлён, – замечает призрак. – У меня к вам поручение, мисс Лавгуд. Я только что встретил Кровавого Барона, и он просил передать, чтобы вы заглянули в туалет к Миртл. На втором этаже – полагаю, вы знаете.
¬– Конечно, сэр Николас, я знаю, – кивает Луна.
– Тогда я желаю вам приятного дня, мисс.
Ник изображает элегантный поклон и растворяется в ближайшей стене – а Луна поворачивает назад, к лестнице на второй этаж.
Миртл в туалете нет; на полу опять стоит вода; под раковиной медленно дрейфуют ботинки, и мокрые шнурки волочатся за ними, похожие на червяков.
Луна смеётся.
***
На дорожке, ведущей из замка, очень много трещин. Луна старается их перешагивать. Наступать на трещины нельзя: если наступить и не заметить, обязательно случится что-то нехорошее. А если успеешь заметить, нужно немедленно скрестить пальцы и насчитать в небе шесть птиц.
Кто-то толкает её, проносясь мимо, и она, конечно, сбивается с шага. И поднимает глаза к небу.
«Раз» – считает Луна, нащупывая первую пробку на ожерелье. «Два». «Три…»
– Привет, Луна, – это подошел Невилл Лонгботтом, Луна узнаёт его, не глядя, по голосу и по запаху – от него всё время пахнет какой-то травой. – Как дела?
«Погоди» – жестом отвечает Луна, не прерывая своего занятия. «Четыре». «Пять». «Шесть». Всё.
– Привет, Невилл. Ты знаешь, вокруг тебя полно мозгошмыгов. Постой спокойно, я прогоню.
Она поднимает руку, проводит ладошкой у Невилла над головой и вздрагивает от неожиданности, когда парень мягко перехватывает её запястье.
– Луна, – с улыбкой говорит он. – Ведь их никто никогда не видел, этих мозгошмыгов, нарглов, морщерогих кизляков… Никто, кроме тебя.
– Морщерогих кизляков я тоже не видела, – поправляет Луна. И немножко молчит, думая, как сказать, чтобы он понял. – Тестралов тоже видят не все, Невилл. Но мы-то с тобой знаем, что они есть.
***
– Мисс Лавгуд, я прошу вас, сосредоточьтесь! – требовательно звенит голос профессора Флитвика. – В этом нет ничего сложного, тем более для вас. Повторите движение. Вы запомнили движение?
Луна кивает, закусив губу. Она всё запомнила, но она не любит ветер и не хочет его вызывать.
– Тогда давайте ещё раз. Прижмите палочку большим пальцем. Ровнее. Ровнее, мисс Лавгуд. Перпендикулярно ладоням. Вот так. Да. Давайте.
Луна шепчет заклинание и ладонями толкает воздух от себя, как показывал Флитвик. Сильно. У неё шумит в ушах; мимолетный, легчайший аромат розовых лепестков наполняет ноздри – но, к счастью, тут же тает.
Луна сидит на земле, глотает слёзы и бормочет, быстро-быстро: «Шум кошачьих шагов. Женские бороды. Корни гор»…
– Я же просил сосредоточиться, Луна! – профессор Флитвик уже поднялся и стоит перед ней, потирая поясницу. Кажется, он рассердился. – Если бы это был кто-то другой, я бы мог посмотреть сквозь пальцы, но вы… Вы можете лучше. Точнее. Аккуратнее. Минус десять баллов, мисс Лавгуд.
Луна снова кивает, продолжая теребить ожерелье.
Ничего. Это не важно.
Всё будет хорошо.
***
Перед сном Луна заплетает волосы в две косички, стягивает их лентами. Ленты подарила мама. Они хранят от дурных снов и притягивают хорошие.
Луна очень хочет увидеть во сне что-то хорошее, но ей почему-то снится сердце Снейпа. Изнутри. Она стоит там, прямо в сердце, и смотрит на соули. У соули мягкие ладошки и острые зубки. И он всё время жует, стирая кровь с подбородка тыльной стороной запястья.
2.
На следующее утро Луна просыпается, улыбается своим невидимым фэйри, переодевается, как всегда, и тянется за гребешком. Но на тумбочке пусто. Ничего нет – ни гребня, ни ожерелья, ни очков, ни серёжек. Зато ботинки стоят под кроватью.
Луна торопливо обувается, кое-как завязывает непослушные шнурки и бежит в Большой Зал. К счастью, у дверей стоит Энтони Гольдштейн, и Луна хватает его за руку, и говорит, не останавливаясь, словно в горячке:
– Тони, кто-то забрал с тумбочки мои вещи. Все. И ожерелье. Пожалуйста, Тони, я не знаю, кто это, просто они так шутят надо мной, но ты же староста, скажи им, чтобы вернули. Пожалуйста. Это очень важно.
Вообще-то Луна не любит прикасаться к чужим людям, но Энтони должен понять, что это на самом деле очень важно, и поэтому она держится за его рукав и заглядывает ему в глаза.
– Лавгуд, успокойся, – Гольдштейн стряхивает её ладонь со своего рукава. – Найдутся твои побрякушки, ты же не думаешь, что они нужны кому-то, кроме тебя? Ты бы лучше подумала о том, что вчера мы из-за тебя потеряли тридцать баллов, и позавчера столько же. Может, пора спуститься на землю, а? Вот сейчас ты даже почти похожа на человека, без твоих дурацких редисок и пробок. Продолжай в том же духе, и не забудь, что у вас Травология через двадцать минут.
– Я помню, – шепчет Луна. – Я помню.
– Молодец, ¬– говорит Энтони, и кричит поверх её головы. – Эй, Корнер, сколько тебя ещё ждать?
Луна тихонько разворачивается и выходит во двор. Ей страшно.
«Шум кошачьих шагов» – громко говорит она, а правая рука бессмысленно шарит по груди в поисках ожерелья.
– У Лунатички крыша совсем поехала, – произносит кто-то рядом. Луна не видит, кто. Ей не важно, кто. Ей важно удержать… удержаться.
«Шум кошачьих шагов» – повторяет она. «Женские бороды».
Мысли путаются. Так глупо. Ведь это простые слова, она повторяла их тысячу раз, нужно сосредоточиться, просто сосредоточиться, и тогда она всё назовет правильно… «Шум кошачьих шагов, корни рыб, голос гор, женская слюна, шум шагов… чьих?.. Медвежьи жилы… шум рыбьих шагов, кошачьи бороды…» Почему же это так сложно?.. У Луны кружится голова, паника захлёстывает волной, первым порывом ветра, трещины разбегаются под ногами, их бесконечно много, как будто паутина, и с каждым шагом она всё гуще и гуще, Луна смотрит на небо, на небе совсем нет птиц, только какая-то глупая бабочка вьётся над головой, мамочка, помоги мне. «Корни бабочек. Шум женских шагов»… Не могу. Не могу…
– Привет. Ты уже на урок?
Это снова Невилл – оказывается, Луна успела дойти до теплиц, Невилл возится там, перемазанный зеленью и землёй, надо ему кивнуть хотя бы, он хороший.
– Смотри, как кусачая герань разрослась. Почти до потолка, ¬– гордо говорит он. Как будто это он сам – герань, и разросся почти до потолка. – Сейчас ты мне скажешь, что она кишит мозгошмыгами, да?
– Не мозгошмыги, Невилл. Нарглы, – тусклым голосом поправляет Луна. – И они живут на омеле.
Она озирается. В дальнем конце теплицы профессор Спраут расставляет ящики с молодыми мандрагорами – готовится к уроку у второклашек…
Интересно, чтобы получить сок, мандрагор убивают? Или берут тех, которые умерли сами? Интересно, мандрагоры кричат, когда их убивают? Они должны ужасно кричать, наверное, они должны ужасно кричать.
– Луна! Луна, ты в порядке? – Невилл. Где-то рядом. Почему у него такой странный голос?
Луна стоит на коленях, пальцы проваливаются в трещины в сухой земле, птицы бьются в стеклянную крышу теплицы… птицы, жёлтые бабочки, мухи, их десятки, а может быть сотни, они стучат в стекло головами и крыльями, это почти как музыка, а ещё это очень страшно, и болит голова… почему так болит голова?
«Всё хорошо» – хочет ответить она, чтобы Невилл не беспокоился. – «Всё будет хорошо».
Ещё голоса – кто-то тоже пришел на урок. Рейвенкло и Слизерин, сдвоенная Травология. «Уходите» – хочет сказать им Луна, но не может, потому что ветер. Ветер…
– Что такое, Лавгуд? – насмешливо спрашивает кто-то из них. – Молишься Мерлину, Великому и Ужасному, чтобы он дал тебе немного мозгов?
Луна пытается закрыть руками уши, глаза и рот. Рук всего две, и ничего не выходит, а потом уже поздно… Они возвращаются.
Оглушительный звон разбитого стекла; ветер свистит вокруг, раскидывая горшки и ящики с рассадой, обрывая листья и цветы… лепестки, опять повсюду лепестки; ветер; смертельный вопль мандрагоры; во рту тошнотворный розовый вкус… кто-то кричит от испуга и боли, и Луна, кажется, падает вниз лицом, и дальше слышит только тишину.
3.
– У меня один студент без сознания, ещё семеро получили травмы разной степени тяжести, а Помону эта девица вообще трансфигурировала в мандрагору – и, по-вашему, у нас всё нормально, Альбус?!
Снейп. Это Снейп говорит, отрывисто и зло.
Луна осторожно открывает глаза. Она лежит в больничном крыле. У соседней кровати стоит Директор, рядом с ним МакГонагалл, Снейп и профессор Флитвик. Декан Рейвенкло нервно сплетает и расплетает пальцы, у МакГонагалл каменное лицо, но Дамблдор улыбается. Значит, всё… не очень плохо, если он улыбается.
Луне плохо видно, кто лежит на той кровати, но потом она слышит голос профессора Спраут:
– Ты считаешь, мы должны исключить её, Северус? – устало спрашивает она.
Луна изо всех сил скашивает глаза, и в этот момент Директор делает полшага в сторону, открывая обзор. Профессор Спраут не похожа на мандрагору, ни капельки не похожа, она похожа на саму себя, только на голове у неё вместо волос – рыхлая ботва. Луне хочется застонать, но она сдерживается, чтобы не привлекать к себе внимания.
– Я думаю, коллеги, – спокойно говорит Директор, – что неконтролируемые выплески магии у ребёнка – это наша проблема: в конце концов, мы учителя. Жаль, конечно, что отец мисс Лавгуд с самого начала не сообщил нам об этой особенности, но…
– Жаль, что он не сообщил об этой особенности самой мисс Лавгуд, – сердито перебивает Снейп.
– Северус, а как он должен был сообщить ей это? – в голосе Дамблдора слышны незнакомые жёсткие нотки. – Сказать, что это она невольно убила собственную мать и тётку? Он сделал то, что считал правильным. Научил её примитивным успокоительным ритуалам, для десятилетней девочки этого было вполне достаточно…
– Он сделал из неё психопатку, – резко возражает Снейп. – Психопатку, Альбус, зависимую от дурацких бус, и вы видите, что из этого получилось. Её нужно было с самого начала учить контролировать магию, но никто – никто! – этого не делал.
- Возьмёшься? – живо спрашивает Дамблдор. Как будто этого и ждал.
Луна лежит тихонько и почти не дышит.
– Вам не кажется, Альбус, что у меня и так хватает дополнительной нагрузки? – шипит Снейп, и Директор, помедлив, кивает.
– Филиус, тогда ты?
– Конечно, Альбус, – хрипло соглашается маленький декан. Луна медленно выдыхает и закрывает глаза.
Потом они все выходят. Остается только Снейп, он что-то вполголоса обсуждает с мадам Помфри, стоя поодаль, у окна. Луна не слушает – ей всё равно. Но потом он подходит к её кровати – бесшумно, но Луна слышит, она умеет слышать шум кошачьих шагов.
– Насколько я понимаю, это ваше, мисс Лавгуд, – лишённым выражения голосом произносит он, и Луна вынуждена посмотреть на него, чтобы понять, о чём он говорит.
Он протягивает ей порванное ожерелье из пробок и серьги-редиски – от одной отлетела петелька.
– Спасибо, профессор Снейп, – шёпотом отвечает Луна и забирает свои сокровища с его ладони. А он продолжает стоять, и зачем-то глядит ей в лицо, не мигая. Долго-долго. А потом молча разворачивается и уходит.
***
Луну выписывают из лазарета на третьи сутки, под вечер.
Невилл зашёл, чтобы проводить её до рейвенкловской гостиной, и это хорошо, Луна не уверена, что смогла бы дойти сама – у неё ещё случаются приступы слабости, но мадам Помфри сказала, что это пройдёт, просто нужно время. Может быть, неделя или две, неизвестно. Нужно пить зелья и не волноваться.
Луна грустно улыбается. Волноваться ей больше не о чем.
У Невилла на щеке след от пореза, а на руках – зажившие пятна ожогов, но он ни о чём не спрашивает. Всю дорогу рассказывает какие-то забавные глупости. Он умница… Надо бы сказать ему об этом, но не сейчас. Луна больше не знает, что говорить и о чём молчать. Может быть, она вспомнит. Может быть, для этого тоже нужно время, неделя или две.
В гостиной все смотрят на неё. В тишине. Поёжившись, она поднимается в спальню, садится на кровать и задергивает полог.
Ей больше не слышно хрустального смеха, и в воздухе не висит коктейль из неназванной радости и лёгкой пыльцы. Луна понимает, что это значит. Радужные фэйри бросили гнездо, улетели. Вряд ли они вернутся.
Бета: BlueEyedWolf
Жанр: джен, драма
Ключевые персонажи: ЛЛ
Рейтинг: G
Отказ от прав: Все персонажи принадлежат Дж.К.Роулинг. Соули, как вид опасных магических тварей, впервые описан Лисом Пустыни.
Саммари: У Луны Лавгуд есть много безобидных причуд – и только одна страшная тайна.
читать дальше
- Ты тестрала видишь?
- Не вижу.
- И я не вижу. А он есть.
- Не вижу.
- И я не вижу. А он есть.
1.
Луна просыпается и говорит: «Привет». Они не отвечают – они никогда не отвечают. Может быть, они даже не слышат, а может, слышат, но не понимают; но во всяком случае, они существуют. Луна называет их радужными фэйри – хотя, конечно, никакие они не фэйри, ничего похожего даже, у них нет крыльев, рук и ног у них тоже нет, и говорить они не могут, потому что у них нет ртов. Они невидимы, и у них нет ни цвета, ни запаха, а значит, «радужными» они называются условно, но Луне кажется, что это правильная условность, и что они радужные – от слова «радость». Они живут в пологе её кровати, во второй складке по левой стороне, там ткань чуть-чуть другого цвета – как будто светлее и чище, и иногда оттуда слышится тихий хрустальный смех, от которого щекотно в животе. Луна не знает, откуда они взялись, чем питаются и чем дышат, но точно знает, что они выдыхают – вот этот смех, и радость без причин, о которой никому нельзя рассказать, и ещё – немыслимую легкость. Порой, наглотавшись этого дивного коктейля, Луна начинает опасаться, что её может унести ветром; тогда она набивает сумку учебниками и гладкими камушками, собранными на берегу Озера.
Луна садится на кровати, подгребает к себе брошенную в ногах одежду, снимает плотную ночнушку – по ярко-желтой ткани скачут розовые зайцы – и не спеша одевается: рубашка, полосатые носки, длинная юбка, школьная мантия… Всюду пуговицы (только на носках нет ни одной, кому нужны пуговицы на носках?), и Луна медленно застёгивает их непослушными спросонок пальцами и считает. Их девятнадцать. Потом она распускает волосы, собранные на ночь в две нелепые косички, и, отодвинув полог, тянется к тумбочке за гребешком. Гребешок у неё особенный, папочка вырезал его из тополиной ветки, на которой росла омела. Все знают, что такая древесина отпугивает мозгошмыгов. Луна пропускает прядки через гребешок – одну за другой. Потом водружает на нос свои волшебные очки и смотрит в зеркальце: мозгошмыгов на голове нет, но это пока – за день, конечно, их наберется целая куча, успевай только отгонять.
Она надевает любимые серьги и ожерелье из пробок и ищет под кроватью ботинки. Ботинок нет.
«Девочки, вы снова спрятали мои ботинки?» – хочет спросить Луна – но в спальне, кроме неё, никого. Все уже ушли на завтрак, а она опять проспала. Ну и ладно. Это ничего, что нет ботинок, они найдутся. Просто кто-то опять пошутил. Луне кажется, что это не очень смешная шутка – что может быть смешного в том, чтобы спрятать чужую обувь? Но, наверное, она просто не понимает. Она очень часто не понимает, почему другие люди смеются над скучными вещами или переживают из-за ерунды; почему говорят то, чего на самом деле не думают, и молчат о том, что действительно важно?.. И как, проделывая всё это, они ухитряются понимать друг друга? Иногда Луна начинает опасаться, что она и в самом деле сумасшедшая; тогда она подтягивает повыше свои полосатые носки и улыбается – никому, просто так – улыбается храбро и немного отчаянно.
В Большой зал можно пойти в носках. Они очень тёплые. Правда, тёплые. Тётя Лавиния добавляла в пряжу кошачью шерсть. Котовью. Это была не кошка, а кот – большущий, белобрюхий, толстолапый, с чёрно-серыми полосами на спине. Его звали Кот. Он погиб вместе с тётей Лавинией, а носки вот остались, пушистые-пушистые. В них можно идти бесшумно.
«Шум кошачьих шагов» – шепчет Луна, спускаясь в факультетскую гостиную, и сжимает пальцами пробку на ожерелье. «Женская борода». Пальцы сами находят вторую пробку. «Корни гор». «Медвежьи жилы». «Рыбье дыхание». «Птичья слюна». Шесть несуществующих вещей, и пробок тоже шесть. Этому заклинанию Луну научил папа. Пока Луна помнит все эти вещи, которых в мире больше нет, они не придут – те, которые приносят с собой ветер.
Это они убили маму, когда она колдовала. Луне было девять, она сидела на подоконнике у распахнутого окна, снаружи что-то цвело, и ветер разбрасывал во все стороны ярко-розовые лепестки. Луна смотрела, как мама вытанцовывает заклятие – всем телом, и белыми руками, и поворотом головы – и слушала мамин голос. И в мире было столько волшебства, что сердце у Луны прыгнуло куда-то в горло и задрожало там. А потом ветер швырнул лепестки в окно – мимо неё, сквозь неё. А потом была тишина.
А тётя Лавиния просто варила успокоительное зелье. Кот сидел рядом. И котёл взорвался. Люди из Министерства сказали, что тётя ошиблась, когда добавляла семена аморфы. Но Луна знает, что это тоже были они. Она видела. Она тоже была там и видела…
Но больше они не придут. Больше никому не причинят вреда. Просто ей надо быть внимательной и осторожной, не пустить их, не перепутать слова. «Шум кошачьих шагов» – снова говорит Луна. «Женская борода». «Корни гор».
Всё будет хорошо.
***
Луна спускается в подземелья, на урок Зелий; встречает в коридоре Гарри Поттера и Рональда Уизли.
– Привет, – говорит она. – Как дела?
– Снейп опять бесится, – хмуро отвечает Гарри. – Задолбал уже.
– У него соули, – серьёзно сообщает Луна, и Гарри хмурится ещё сильней:
– Соули? Это что? Неприличная болезнь?
– Нет, что ты, Гарри, не болезнь. Соули, они… – Луна делает неопределённый взмах рукой, – просто иногда заводятся у некоторых людей… в сердце. Тот, в ком живёт соули, отличается от остальных людей. Очень. Он легко находит то, что другие не могут найти никогда. Он видит, слышит и понимает многое невидимое и непонятное другим. В этом ему помогает соули. Но иногда… когда человеку приходится что-то терять… что-то по-настоящему ценное – соули сходит с ума. И начинает поедать его сердце.
Гарри молчит. Наверное, прикидывает, что такого ценного мог потерять Снейп.
– По-моему, – говорит он, – у него просто комплекс урода. И спермотоксикоз в придачу.
– А по-моему, он просто ублюдок, – бросает Рон.
Наверное, Снейп снова снял баллы с Гриффиндора, и поэтому мальчишки злятся, - думает Луна.
***
«Северус Снейп» – нараспев шепчет Луна, сидя за партой. Профессор стоит возле шкафа с ингредиентами, объясняет про зелье. Луна смотрит на него – туда, где у него должно быть сердце; наверное, оно ещё там. «Северус Снейп» - одними губами повторяет она. Так можно заговорить соули, усыпить его на время, особенно если у человека правильное имя. У Снейпа – правильное. И у самой Луны правильное тоже. И у профессора МакГонагалл. «Северус Снейп» – говорит Луна в третий раз. Не заметив, что кто-то из слизеринцев поднял палочку и запустил в неё «Сонорус». Имя разносится по классу, и профессор глядит на Луну, прожигает её насквозь своими ужасными глазами.
– В чём дело, мисс Лавгуд? Вы внезапно выяснили, как меня зовут?
¬– Я… Извините, профессор Снейп, – тихим, но ясным голосом отвечает Луна. – Я хотела убаюкать соули, чтобы вы могли отдохнуть.
Зельевар одним плавным движением оказывается возле её стола – как будто не подошел, а аппарировал. Злое лицо с огромным носом нависает над ней. Низко-низко. Так низко, что сейчас он начнёт подметать её лоб своими волосами. Он смотрит ей в лицо, потом переводит взгляд на яркие носки, и Луна, смутившись, убирает ноги поглубже под стул.
– Десять баллов с Рейвенкло, мисс Лавгуд, – спокойно произносит Снейп. – А теперь повторите, какие ингредиенты вам понадобятся для сегодняшнего зелья?
– Я не знаю, – признаётся Луна. – Я не услышала.
¬– Ещё десять баллов, – удовлетворённо сообщает Снейп. – Продолжим…
«А он, наверное, ничего не знает про соули… Может, сказать ему?» - думает Луна, листая учебник.
***
После обеда – урок Заклинаний и Чар, занятие сегодня будет на улице: в прошлый раз они начали изучать погодные заклинания, и на сегодня профессор Флитвик пообещал практическую работу. Луна шагает к выходу из замка, помахивая руками перед лицом – мозгошмыги так и вьются – и неожиданно чувствует, как ладонь погружается во что-то холодное.
– Приветствую, мисс Лавгуд, – церемонно произносит Почти Безголовый Ник, приподнимая шляпу. Иногда Луна опасается, что он снимет шляпу вместе с головой и станет Совсем Безголовым Ником.
– Ой. Здравствуйте, сэр Николас, – улыбается она. – Извините, я вас не заметила…
– Я не удивлён, – замечает призрак. – У меня к вам поручение, мисс Лавгуд. Я только что встретил Кровавого Барона, и он просил передать, чтобы вы заглянули в туалет к Миртл. На втором этаже – полагаю, вы знаете.
¬– Конечно, сэр Николас, я знаю, – кивает Луна.
– Тогда я желаю вам приятного дня, мисс.
Ник изображает элегантный поклон и растворяется в ближайшей стене – а Луна поворачивает назад, к лестнице на второй этаж.
Миртл в туалете нет; на полу опять стоит вода; под раковиной медленно дрейфуют ботинки, и мокрые шнурки волочатся за ними, похожие на червяков.
Луна смеётся.
***
На дорожке, ведущей из замка, очень много трещин. Луна старается их перешагивать. Наступать на трещины нельзя: если наступить и не заметить, обязательно случится что-то нехорошее. А если успеешь заметить, нужно немедленно скрестить пальцы и насчитать в небе шесть птиц.
Кто-то толкает её, проносясь мимо, и она, конечно, сбивается с шага. И поднимает глаза к небу.
«Раз» – считает Луна, нащупывая первую пробку на ожерелье. «Два». «Три…»
– Привет, Луна, – это подошел Невилл Лонгботтом, Луна узнаёт его, не глядя, по голосу и по запаху – от него всё время пахнет какой-то травой. – Как дела?
«Погоди» – жестом отвечает Луна, не прерывая своего занятия. «Четыре». «Пять». «Шесть». Всё.
– Привет, Невилл. Ты знаешь, вокруг тебя полно мозгошмыгов. Постой спокойно, я прогоню.
Она поднимает руку, проводит ладошкой у Невилла над головой и вздрагивает от неожиданности, когда парень мягко перехватывает её запястье.
– Луна, – с улыбкой говорит он. – Ведь их никто никогда не видел, этих мозгошмыгов, нарглов, морщерогих кизляков… Никто, кроме тебя.
– Морщерогих кизляков я тоже не видела, – поправляет Луна. И немножко молчит, думая, как сказать, чтобы он понял. – Тестралов тоже видят не все, Невилл. Но мы-то с тобой знаем, что они есть.
***
– Мисс Лавгуд, я прошу вас, сосредоточьтесь! – требовательно звенит голос профессора Флитвика. – В этом нет ничего сложного, тем более для вас. Повторите движение. Вы запомнили движение?
Луна кивает, закусив губу. Она всё запомнила, но она не любит ветер и не хочет его вызывать.
– Тогда давайте ещё раз. Прижмите палочку большим пальцем. Ровнее. Ровнее, мисс Лавгуд. Перпендикулярно ладоням. Вот так. Да. Давайте.
Луна шепчет заклинание и ладонями толкает воздух от себя, как показывал Флитвик. Сильно. У неё шумит в ушах; мимолетный, легчайший аромат розовых лепестков наполняет ноздри – но, к счастью, тут же тает.
Луна сидит на земле, глотает слёзы и бормочет, быстро-быстро: «Шум кошачьих шагов. Женские бороды. Корни гор»…
– Я же просил сосредоточиться, Луна! – профессор Флитвик уже поднялся и стоит перед ней, потирая поясницу. Кажется, он рассердился. – Если бы это был кто-то другой, я бы мог посмотреть сквозь пальцы, но вы… Вы можете лучше. Точнее. Аккуратнее. Минус десять баллов, мисс Лавгуд.
Луна снова кивает, продолжая теребить ожерелье.
Ничего. Это не важно.
Всё будет хорошо.
***
Перед сном Луна заплетает волосы в две косички, стягивает их лентами. Ленты подарила мама. Они хранят от дурных снов и притягивают хорошие.
Луна очень хочет увидеть во сне что-то хорошее, но ей почему-то снится сердце Снейпа. Изнутри. Она стоит там, прямо в сердце, и смотрит на соули. У соули мягкие ладошки и острые зубки. И он всё время жует, стирая кровь с подбородка тыльной стороной запястья.
2.
На следующее утро Луна просыпается, улыбается своим невидимым фэйри, переодевается, как всегда, и тянется за гребешком. Но на тумбочке пусто. Ничего нет – ни гребня, ни ожерелья, ни очков, ни серёжек. Зато ботинки стоят под кроватью.
Луна торопливо обувается, кое-как завязывает непослушные шнурки и бежит в Большой Зал. К счастью, у дверей стоит Энтони Гольдштейн, и Луна хватает его за руку, и говорит, не останавливаясь, словно в горячке:
– Тони, кто-то забрал с тумбочки мои вещи. Все. И ожерелье. Пожалуйста, Тони, я не знаю, кто это, просто они так шутят надо мной, но ты же староста, скажи им, чтобы вернули. Пожалуйста. Это очень важно.
Вообще-то Луна не любит прикасаться к чужим людям, но Энтони должен понять, что это на самом деле очень важно, и поэтому она держится за его рукав и заглядывает ему в глаза.
– Лавгуд, успокойся, – Гольдштейн стряхивает её ладонь со своего рукава. – Найдутся твои побрякушки, ты же не думаешь, что они нужны кому-то, кроме тебя? Ты бы лучше подумала о том, что вчера мы из-за тебя потеряли тридцать баллов, и позавчера столько же. Может, пора спуститься на землю, а? Вот сейчас ты даже почти похожа на человека, без твоих дурацких редисок и пробок. Продолжай в том же духе, и не забудь, что у вас Травология через двадцать минут.
– Я помню, – шепчет Луна. – Я помню.
– Молодец, ¬– говорит Энтони, и кричит поверх её головы. – Эй, Корнер, сколько тебя ещё ждать?
Луна тихонько разворачивается и выходит во двор. Ей страшно.
«Шум кошачьих шагов» – громко говорит она, а правая рука бессмысленно шарит по груди в поисках ожерелья.
– У Лунатички крыша совсем поехала, – произносит кто-то рядом. Луна не видит, кто. Ей не важно, кто. Ей важно удержать… удержаться.
«Шум кошачьих шагов» – повторяет она. «Женские бороды».
Мысли путаются. Так глупо. Ведь это простые слова, она повторяла их тысячу раз, нужно сосредоточиться, просто сосредоточиться, и тогда она всё назовет правильно… «Шум кошачьих шагов, корни рыб, голос гор, женская слюна, шум шагов… чьих?.. Медвежьи жилы… шум рыбьих шагов, кошачьи бороды…» Почему же это так сложно?.. У Луны кружится голова, паника захлёстывает волной, первым порывом ветра, трещины разбегаются под ногами, их бесконечно много, как будто паутина, и с каждым шагом она всё гуще и гуще, Луна смотрит на небо, на небе совсем нет птиц, только какая-то глупая бабочка вьётся над головой, мамочка, помоги мне. «Корни бабочек. Шум женских шагов»… Не могу. Не могу…
– Привет. Ты уже на урок?
Это снова Невилл – оказывается, Луна успела дойти до теплиц, Невилл возится там, перемазанный зеленью и землёй, надо ему кивнуть хотя бы, он хороший.
– Смотри, как кусачая герань разрослась. Почти до потолка, ¬– гордо говорит он. Как будто это он сам – герань, и разросся почти до потолка. – Сейчас ты мне скажешь, что она кишит мозгошмыгами, да?
– Не мозгошмыги, Невилл. Нарглы, – тусклым голосом поправляет Луна. – И они живут на омеле.
Она озирается. В дальнем конце теплицы профессор Спраут расставляет ящики с молодыми мандрагорами – готовится к уроку у второклашек…
Интересно, чтобы получить сок, мандрагор убивают? Или берут тех, которые умерли сами? Интересно, мандрагоры кричат, когда их убивают? Они должны ужасно кричать, наверное, они должны ужасно кричать.
– Луна! Луна, ты в порядке? – Невилл. Где-то рядом. Почему у него такой странный голос?
Луна стоит на коленях, пальцы проваливаются в трещины в сухой земле, птицы бьются в стеклянную крышу теплицы… птицы, жёлтые бабочки, мухи, их десятки, а может быть сотни, они стучат в стекло головами и крыльями, это почти как музыка, а ещё это очень страшно, и болит голова… почему так болит голова?
«Всё хорошо» – хочет ответить она, чтобы Невилл не беспокоился. – «Всё будет хорошо».
Ещё голоса – кто-то тоже пришел на урок. Рейвенкло и Слизерин, сдвоенная Травология. «Уходите» – хочет сказать им Луна, но не может, потому что ветер. Ветер…
– Что такое, Лавгуд? – насмешливо спрашивает кто-то из них. – Молишься Мерлину, Великому и Ужасному, чтобы он дал тебе немного мозгов?
Луна пытается закрыть руками уши, глаза и рот. Рук всего две, и ничего не выходит, а потом уже поздно… Они возвращаются.
Оглушительный звон разбитого стекла; ветер свистит вокруг, раскидывая горшки и ящики с рассадой, обрывая листья и цветы… лепестки, опять повсюду лепестки; ветер; смертельный вопль мандрагоры; во рту тошнотворный розовый вкус… кто-то кричит от испуга и боли, и Луна, кажется, падает вниз лицом, и дальше слышит только тишину.
3.
– У меня один студент без сознания, ещё семеро получили травмы разной степени тяжести, а Помону эта девица вообще трансфигурировала в мандрагору – и, по-вашему, у нас всё нормально, Альбус?!
Снейп. Это Снейп говорит, отрывисто и зло.
Луна осторожно открывает глаза. Она лежит в больничном крыле. У соседней кровати стоит Директор, рядом с ним МакГонагалл, Снейп и профессор Флитвик. Декан Рейвенкло нервно сплетает и расплетает пальцы, у МакГонагалл каменное лицо, но Дамблдор улыбается. Значит, всё… не очень плохо, если он улыбается.
Луне плохо видно, кто лежит на той кровати, но потом она слышит голос профессора Спраут:
– Ты считаешь, мы должны исключить её, Северус? – устало спрашивает она.
Луна изо всех сил скашивает глаза, и в этот момент Директор делает полшага в сторону, открывая обзор. Профессор Спраут не похожа на мандрагору, ни капельки не похожа, она похожа на саму себя, только на голове у неё вместо волос – рыхлая ботва. Луне хочется застонать, но она сдерживается, чтобы не привлекать к себе внимания.
– Я думаю, коллеги, – спокойно говорит Директор, – что неконтролируемые выплески магии у ребёнка – это наша проблема: в конце концов, мы учителя. Жаль, конечно, что отец мисс Лавгуд с самого начала не сообщил нам об этой особенности, но…
– Жаль, что он не сообщил об этой особенности самой мисс Лавгуд, – сердито перебивает Снейп.
– Северус, а как он должен был сообщить ей это? – в голосе Дамблдора слышны незнакомые жёсткие нотки. – Сказать, что это она невольно убила собственную мать и тётку? Он сделал то, что считал правильным. Научил её примитивным успокоительным ритуалам, для десятилетней девочки этого было вполне достаточно…
– Он сделал из неё психопатку, – резко возражает Снейп. – Психопатку, Альбус, зависимую от дурацких бус, и вы видите, что из этого получилось. Её нужно было с самого начала учить контролировать магию, но никто – никто! – этого не делал.
- Возьмёшься? – живо спрашивает Дамблдор. Как будто этого и ждал.
Луна лежит тихонько и почти не дышит.
– Вам не кажется, Альбус, что у меня и так хватает дополнительной нагрузки? – шипит Снейп, и Директор, помедлив, кивает.
– Филиус, тогда ты?
– Конечно, Альбус, – хрипло соглашается маленький декан. Луна медленно выдыхает и закрывает глаза.
Потом они все выходят. Остается только Снейп, он что-то вполголоса обсуждает с мадам Помфри, стоя поодаль, у окна. Луна не слушает – ей всё равно. Но потом он подходит к её кровати – бесшумно, но Луна слышит, она умеет слышать шум кошачьих шагов.
– Насколько я понимаю, это ваше, мисс Лавгуд, – лишённым выражения голосом произносит он, и Луна вынуждена посмотреть на него, чтобы понять, о чём он говорит.
Он протягивает ей порванное ожерелье из пробок и серьги-редиски – от одной отлетела петелька.
– Спасибо, профессор Снейп, – шёпотом отвечает Луна и забирает свои сокровища с его ладони. А он продолжает стоять, и зачем-то глядит ей в лицо, не мигая. Долго-долго. А потом молча разворачивается и уходит.
***
Луну выписывают из лазарета на третьи сутки, под вечер.
Невилл зашёл, чтобы проводить её до рейвенкловской гостиной, и это хорошо, Луна не уверена, что смогла бы дойти сама – у неё ещё случаются приступы слабости, но мадам Помфри сказала, что это пройдёт, просто нужно время. Может быть, неделя или две, неизвестно. Нужно пить зелья и не волноваться.
Луна грустно улыбается. Волноваться ей больше не о чем.
У Невилла на щеке след от пореза, а на руках – зажившие пятна ожогов, но он ни о чём не спрашивает. Всю дорогу рассказывает какие-то забавные глупости. Он умница… Надо бы сказать ему об этом, но не сейчас. Луна больше не знает, что говорить и о чём молчать. Может быть, она вспомнит. Может быть, для этого тоже нужно время, неделя или две.
В гостиной все смотрят на неё. В тишине. Поёжившись, она поднимается в спальню, садится на кровать и задергивает полог.
Ей больше не слышно хрустального смеха, и в воздухе не висит коктейль из неназванной радости и лёгкой пыльцы. Луна понимает, что это значит. Радужные фэйри бросили гнездо, улетели. Вряд ли они вернутся.
@темы: ГП, фанфик